В Иркутск - со всех концов света

Строительство авиационного завода собрало в Иркутске представителей самых разных специальностей и национальностей. Сегодня в романе "Аэроград", который пишется вместе с заводчанами, появляется главный герой.

12.Почерк

Петро прислушался к кованым шагам за стенкой. Бухгалтер Даурского колхоза Нижнеудинского района был на хорошем счету. С председателем Василием Егоровичем они дружили. Выпивали каждую пятницу после совместной бани. И как-то столкнулись июльской ночью возле калитки вдовушки Трындычихи. Удивились друг другу, выяснять отношения в темноте – среди пожухлых лопухов и колючей крапивы – не стали. А на следующее утро только посмеялись вместе.

Деревня Даур лежала в стороне от главной дороги. Здесь было намного меньше чужаков и посторонних, как на соседних станциях Шеберта и Худаелань. Колхоз был не самый зажиточный, но и не бедствовал. Вокруг – бескрайние поля: выращивали рожь, пшеницу, турнепс. В общих стайках – сотни свиней. Колхозники жили хорошо, в каждом дворе – и корова, и поросята. В Дауре кабаны и свиноматки ходили по улицам как собаки. Важно заваливались посредине дороги, и недовольно поглядывали на матерящихся колхозников.

Почерк у бухгалтера Петра Алексеевича Савина – как его звали по должности – был исключительный. С идеальным наклоном направо: буковка к буковке. Заглавная всегда была с особенной завитушкой. Если это была «Б», то верхняя  закорючка как будто летела как птица. Если «Д», то начиналась она с особенного завихрения внизу – вроде маленького торнадо. Начало абзаца оформлялось особенным образом: внизу Савин делал несколько ровных линий, к которым аккуратно подводил нужную букву.

Первые буквы Петро – как все его звали в семье – научился выводить еще в родной Польше. Ему было три года, когда отец сделал из вечерней газеты самолетик. Петро радовался ему и не мог понять секрета. Это же обычная скучная газета. Раньше она всегда лежала у взрослых на столе под рыбой и пивом. Ничего интересного. И вдруг листок, заляпанный жирными руками, поднимался в небо! Он летал над их двором, между высоких ясеней и кучерявых дубов, а потом прятался в листве. Видать, находил свое прибежище.

Карапуз Петро смотрел на него восхищенными глазами и громко визжал от удовольствия. Сам запустить самолетик он не мог. А вот маленькие непонятные жучки, которые облепили весь газетный лист, тут же врезались ему в память. Петро разобрал самолетик, порвав его в нескольких местах. Залез на стол. Достал перья и чернила. И здесь же, на газетной скатерти, начал перерисовывать «букашек». Прежде всего, самых больших. Это были заголовки, их печатали самым ярким шрифтом. Потом трехлетний мальчик перерисовал подписи к фотографиям. Зрительные образы тут же врезались в память. Петро научился писать некоторые слова, раньше, чем говорить.

В начале было Narodzenie  – Рождество. Самый главный, самый любимый праздник. В сочельник собиралась вся их большая семья: приезжал старший брат отца из Варшавы,  приходили все дядьки и тетки с их местечка. Алекс Савинский с гордостью рассказывал про бойкого Петро, и все дивились его каллиграфии, которую очень трудно было назвать детской. Настолько красиво были написаны ребенком самые мудреные слова взрослых!

Потом была Walka – война. Она уже начала свой траурный шаг по Европе. Это слово говорили каждый день, разве что в светлый праздник сочельник старались лишний раз не произносить.

И еще в газетах часто писали слово Samolot  – самолет. Вокруг все бредили авиацией. Родные и двоюродные братья Алекса Савинского все как один мечтали записаться на курсы и выучиться на летчика. Все постоянно рассказывали о новых моделях самолетов: и английских, и немецких, и французских. Но совсем скоро вся большая семья Савинских не только услышит звук моторов, но даже увидит советские истребители над своими головами.